В общем, было сразу видно: кот себя любит.

Явно и неприкрыто.

А вот остальных, увы, только под настроение.

Впрочем, у него под настроение было абсолютно всё. Если настроение было хорошим, то он активно отирался вокруг Каме, мурчал и подставлял животик на почесать. Если настроение было плохим – мог набросать лапами новый узор на шторах или диване. Если настроения не было в принципе, кот являл собой ленивую выхухоль, свисая со спинки дивана или плеча Каме, и лишь изредка приоткрывая сонные глаза.

Людей же кот… ну, «не любил» будет сказано слишком громко, просто не слишком жаловал.

Казуя был исключением.

Они были одной крови.

Каме умел двигаться правильно, часто облизывал губы, но, кажется, у него был слишком короткий язык, а потому зверь снисходительно умывал его. На что глупый большой кот издавал странные звуки, трясся и отпихивался.

Иногда Каме спал на ковре калачиком, и мохнатый царственно пристраивался рядом, грея его бок своей тёплой спинкой.

И, главное, Каме тоже любил вкусную рыбку и нередко они ели одно и то же, − Казуя просто перекладывал часть своего обеда в кошачью миску.

Когда же к Каменаши приходили гости, кот уходил в дальнюю часть комнаты, и спокойно укладывался там, лишь кончиком хвоста выдавая своё раздражение. На попытки людей позвать или прикормить, обычно огрызался.

Впрочем, он иногда позволял себя погладить другу и коллеге Каме – Ямашите Томохисе. Наверное, от него слишком пахло кошками, которых у того было несколько.

ЯмаПи гладил гладкую шерсть и приговаривал

- Более идиотского кота я никогда не видел.

И в этом он был абсолютно прав, ведь коту могло вздуматься забраться к Казуе под растянутый свитер, свесить хвост в горловину, щекоча лицо и мешая разговаривать. Сопровождать каждое третье-четвёртое слово Пи мурканьем. Или попросту заснуть в холодильнике, незаметно просочившись мимо сонного Каменаши, а потом, подморозив лапки, устроить отчаянную истерику до освобождения.

Казуя отбирал кота у ЯмаПи, и гладил его сам, смеясь и отвечая:

- Да это я виноват – уронил котёнка вниз головой пять лет назад, и теперь его чаще зову Балдой, чем Джином.

Балда вполне оправдал своё имя, когда Каме однажды принёс к себе таксу.

Зелёные глаза кота расширились. Это мелкое лопоухое недоразумение сидело на его законном месте – на коленях.

Пушистый мотнул хвостом из стороны в сторону.

Каме гладил этого пса так радостно и упоённо, и совершенно не замечал Джина.

Кот не выдержал, прыгнул, впервые лишаясь всей своей вальяжности и роняя с тумбочки мобильник Казуи. Вскочил на диван и вцепился зубами в загривок таксы.

Каме отпихнул кота, внимательно посмотрел на разбитый телефон, на скулящего щенка, и, недолго думая, потащил Джина в ванну − обливать холодной водой из душа.

Через пару минут кот вырвался и раздраконил любимые джинсы.

Через полчаса − Каме наорал на кота, а кот разбросал бумаги на столе.

Через час Каме проигнорировал попытки кошака помириться, и тот ушёл гулять.

Через день кот не вернулся.

Через два, через, три, через четыре и через пять – тоже.

Через шесть обоих скрутило: они встретились где-то на улице неподалёку, и одновременно, словно так было задумано, кот наклонил голову, подставляя ухо, а Каме протянул ладонь, чтобы за ним почесать.

Весь вечер кот спал на груди у Казуи.

Но утром кот снова шипел на Каме, а Каме шипел на кота.

У них было полное взаимпонимание.