Я знаю, что о таком не стоит писать в дайри, особенно после долгого молчания, особенно при том, что я по большей части помню, что дневник, место публичное, но иногда просто хочется писать в нём своё для себя.



...Её не стало в 2007 году, когда я заканчивал университет. Тогда мне было больно, но у меня были самые лучшие на свете друзья, благодаря которым всё прошло для меня намного легче, чем могло было быть, я даже не плакал - так уж вышло. Плакать хочется только тогда, когда ещё можно что-либо изменить. Я даже не так часто её вспоминаю, а если вспоминаю, то спокойно и тоже без слёз. Но вот сейчас, в момент глубокого душевного кризиса и всяких проблем, мне безумно не хватает именно её, моей мамы.
Моя мама не была строгой, не казалась опорой и возле неё я не чувствовал себя под крылышком. Она не была ни шикарной дамой, ни тем паче матроной или матерью семейства, не была даже тем, что мы все в юности называем "у-у-у, взрослая женщина", при этом она никогда не старалась молодиться и казаться девчонкой, в ней не было ни капли инфантильности или безответственности, она не была беспросветной оптимисткой и могла пожаловаться на старость. Просто она никогда не стремилась к солидности и не давила возрастом. Она была старше меня на 30 лет, но я никогда не чувствовал этой разницы. С ней можно было по-настоящему дружить и ей можно было доверять.
Она была добрая, лёгкая и светлая.
Она не стеснялась признавать свою неправоту при ребёнке.
Она всегда говорила со мной на равных, а не как с несмышлёным карапузом, даже когда мне было три года.
Она учила меня думать и рассуждать.
Она тайком от ворчащей бабушки кормила больного меня мороженым, и мой кашель проходил от шока в тот же день.
Она тащила меня-дошкольника купаться в шторм и прыгала со мной через гривастые волны. Мне там было по шею и под водой была железная лестница, о которую я нередко сбивал ноги. Но я был неописуемо счастлив.
Она почти никогда не красилась и не носила украшений, кроме стареньких серебрянных серёжек.
Она легко могла подобрать элегантную одежду, но в свои сорок пять на отдыхе не стеснялась влезть в пацанячьи шорты, дурацкую кофту-мешком, старые кеды и детскую жёлтую панаму, и в ответ на "мам, ну ты прям пугало", радостно отвечала "Ага, я старалась!" При этом с ней всё равно пытались знакомиться местные мужчины и считали её удивительной. Но она была верна папе.
читать дальшеОна каждое утро в Брусино ходила в дальнее село, чтобы купить нам парного молока. А в Донецке почти каждый день (в 6 утра!) ездила на склады, чтобы купить продукты подешевле, и скопить нам с отцом на хорошую одежду.
Когда нам с троюродной сестрой было по 14 лет, мама тащила нас в проливной дождь через заболоченное поле, радостно шлёпая советскими кедами по грязище, замурзанная по шею и донельзя довольная, а потом вела нас под этим же ливнем прямо в одежде в речку. Вода была тёплой и это было ужасно весело. Потом она отпаивала нас чаем и устраивала что-нибудь забавное, типа гаданий.
Она смотрела со мной "Сейлор Мун", не чтобы посмеяться "у-у-у, мультики смотришь", не чтобы проследить, чем я таким подозрительным страдаю, а просто потому, что ей тоже нравилось. Она любила Харуку, Сейю и Усаги, могла выдать комментарий типа "А Харука и Мичиру в 4 сезоне на медовый месяц уехали". Если что, Харука и Мичиру - нетрадиционная пара.
Она любила советские фильмы-сказки, старорусские поверья и обряды.
Она вкусно готовила и шила мне в детстве массу красивых необычных платьев и новогодних костюмов. А мои новые игрушки рассматривала не с меньшим восторгом, чем я сам.
В свои пятьдесят с гаком она могла в ванной сотворить забавный гребень на макушке и прийти показаться, скроив забавную рожицу.
Она крайне редко ругалась, зато могла посмотреть так, что сразу понимал, что провинился и вёл себя недостойно.
Она по юности писала тексты для университесткой команды КВН и замечательно рисовала в духе Нади Рушевой.
Ей можно было сказать обо всём. Не то, что её радовало, что мне нравятся девушки, но с ней можно было спокойно обсудить свои чувства и она это принимала.
Она могла дать по-настоящему ценный житейский совет и не выставить при этом дураком.
Она любила моих друзей и передавала моему лучшему другу приветы, а он ей - чмоки в щёку.
Она многое чувствовала и видела так же, как я. Она тоже была Есениным по соционике, только ЭЛФВ, а я - ФЛВЭ.
Она многого боялась и не скрывала этого. Она верила в предчувствия. Ей тоже снились вещие сны. Она знала, когда она умрёт.
Она совсем не думала о себе и загоняла себя ради нас с папой.
Она была мудрой, ранимой, тёплой.
И без неё - как-то не так. Особенно сейчас, когда очень хочется прийти и сказать. "Мам, знаешь, у меня тут такое дело..."
Но я переживу и перебьюсь, в общем-то.
Надеюсь там, после, что-то есть. И надеюсь, что там ей хорошо.